Печать
Просмотров: 3182

Из книги: «Жизнь Луции Даугавиете, рассказанная ею самой своей внучке Маре».

Мара Уварова со слов Луции Даугавиете. Начато в 2006 году.

 

Предыстория.

Август и Минна Даугавиеши жили на хуторе «Яудзуми» (от лат. «Яун земе» – новая земля), переименованном впоследствии в «Эзеры» (Озера), так как в той же волости был еще один хутор с подобным названием. Хутор Эзеры находился в Земгале, на юге Латвии, в 3-х километрах от литовской границы. Теперь это место располагается в волости «Пилскалне». В то далекое время ближайшим городком от хутора (в 10 км) была Нерета. В городке находится лютеранская церковь 15 века с каменной оградой вокруг. В эту церковь по преданию приезжал настраивать орган сам И.С.Бах. А Наполеон Бонапарт останавливался на самом высоком холме Нереты (Шанскалнсе) со своим войском во время похода. От церкви вел подземный ход в 5 км к Неретской муйже – усадьбе графа Шувалова.

Август Даугавиетис был сыном Йордиса и Иевы. Совсем маленькой Луция запомнила дедушку Йордиса лежащим в гробу, который стоял в полумраке хуторской клети. А бабушку Иеву (она была уже очень старенькая) – лежащей в постели, под которой стояла бутылочка, к которой та иногда прикладывалась. 

Август, не как другие, за невестой поехал очень далеко – за Нерету в Ритскую волость. Минна родилась на берегу Ритского озера у Яниса Ласманиса (который торговал в Литве гусями) и Леоноры Бондере, которая с молодости была тяжело больна и все время лежала. Мине пришлось с детства быть «матерью» своим младшим братьям Петерису и Отсу и сестре Милде, да еще и хозяйство вести. Что, конечно, было очень тяжело для девочки. Так что, когда приехал Август с пером на шляпе, Минна затаилась в соседней комнате и решила, что если он приехал к ней свататься, она сразу согласится и уедет с ним от непосильно тяжелой жизни. Так и случилось – Август увез ее на хутор Эзеры. И хотя хозяйства там оказалось не меньше, супруги любили друг друга и поэтому все труды переносили с радостью. Летом Минна ухаживала за скотиной (пасла, доила, поила, кормила, носила сено, стригла овец), занималась полевыми работами. Зимой пряла, ткала, вязала. Во всякое время: готовила, пекла хлеб и во всем помогала мужу. 

Во время первой мировой войны, когда Август был на фронте, Минна с двумя детьми (Эрминой и годовалым Яносом, который там и умер) ходила беженкой по Латгалии (за Даугавой). После войны родились Арнольд и самая младшая, «пастарите» (лат. «последышек») – Луция. 

 

Рождение. 

Луция родилась 5 октября в пору сбора картофеля в 1926 году. 

По семейной легенде выходит, что Минна родила ее прямо в поле – возвращалась домой на возу картошки уже с дочуркой – маленькой Луцитэ. 

Крестили ее в Неретской лютеранской церкви. Крестными были Андрис Тылтыньч (фамилия переводится как «Мостик»), который держал свой магазин, и учительница Неретской школы Эльза Дамбре. Луцией звали одну богатую и очень толстую женщину из Неретской волости и, поскольку это был идеал послевоенных лет, так и назвали девочку Даугавиетов. А еще – Лонией, так как в то время полагалось давать по два имени. Бабушка добавляла, что при окунании в холодную воду она наверняка плакала. 

 

Первое воспоминание. 

Рано. Туманное утро. Луцитэ проснулась и, схватив всю свою одежду, побежала по росистому полю туда далеко, где, как она знала, мама пасла коров. По мокрой траве голый ребеночек прибегает к маме, чтобы она одела.

 

«Олница». 

Маленькой девочке каждый пригорок казался горой. Поэтому надо было обязательно быстро-быстро бежать с горки на горку. От большой дороги к дому вела маленькая, вытоптанная скотом дорожка – «Олница». По ней Луцитэ бегала туда-сюда целыми днями. 

 

Весеннее катание.

Как-то раз ранней весной родители уехали на ярмарку в Нерету. Луцитэ взяла саночки, которые незадолго до того сделал специально для нее Август, и отправилась на замерзший заливной луг, где обычно на них каталась. По краю он уже оттаял, и надо было преодолеть метра два до льда. Ребенок перебросил на лед саночки и хотел сам также перелететь – но не долетел и упал в воду. 

Когда родители вернулись домой, то стали удивляться: где Девочка? Она всегда встречает. 

А Луцитэ крепко спит в кроватке, под тюфяком – комок мокрой одежды. 

 

Петух. 

Когда Луцитэ была совсем маленькой, ее очень пугал петух: как только девочка выходила из дома на крылечко, петух распушал перья, поднимал одно крыло и грозно надвигался кругами, готовясь к атаке. Минна как-то взяла топор и зарубила петуха, чтобы он не нападал на девочку. Из него пришлось сварить суп. 

 

Походы в лес. 

Минна в длинной юбке с маленькой Луцитэ шли как-то по ягоды. Вдруг девочка испуганно кричит: «Мама, ты через змею переступила!» А мама, как ни в чем не бывало: «А я и смотреть не хочу». В лесу много было гадюк. 

 

«Соловушка».

Когда вывозили навоз из хлева на поле (в качестве удобрения), все соседи приезжали на телегах помогать и ездили туда-сюда по дороге. Рядом был лесок «Эзериньч». Луцитэ ходила в лес за грибами со своей корзиночкой раз семь. Один молодой сосед, который возил телегу, встречал ее каждый раз в лес и из леса и, в конце концов, как закричит: «Ак ту, Лакстыгала!» («Ах ты, Соловушка!»). А Луцитэ опять прошмыгнула в лес, ни слова не говоря.

  

Волк. 

Потом Луцитэ ходила уже одна в большой лес – «Сила Марчи» за брусникой. Как-то раз вдруг поднимает голову от ягод и видит – стоит огромный волк на другой стороне канавы. Испугалась, стала тихо пятиться задом, а потом бегом домой – только пятки засверкали. Говорит, хорошо, что это было летом, а не зимой, когда волки голодные.

 

Лесник. 

Часто в гости приходил лесник Искалнис с одноименного хутора у речки Неретыни на самой литовской границе. Он каждый раз хватал Луцитэ за щеку, спрашивая: «Будешь хозяйкой?», и давал конфету. Луцитэ всегда начинала горько плакать – она не хотела быть хозяйкой, ей казалось, что это самая грязная работа на свете. Но от конфеты не отказывалась. Конфеты в деревне бывали очень редко. В основном, дети собирали, играя, на дороге красивые и драгоценные конфетные обертки и радовались. Дети в то время были не так избалованы. 

 

Игра с овцами.

В дождливые дни с утра до обеда Луците собирала все склянки под струи дождя, который капал с крыши сарая, бежала в хлев и плескала туда водой. В хлеву стояло множество овец, в том числе и чужих, которых пасли за плату Август и Минна на своих пастбищах.

Овец в дождь не выпускали, чтобы не промокла шерсть. Луците хватала по очереди склянки и, открыв дверь хлева, плескала прямо в овечье стадо. Овцы пугались и прямо лезли на стену. Потом еще и еще. Брызги летели во все стороны. Это была огромная радость. Море смеха. Минна в это время болтала с соседкой Штюштене и не знала ничего об этой игре. В феврале Луците целовала народившихся ягнят прямо в мордочку. Все время проводила в хлеву.

 

«Румулес». 

Весной, как только появлялась молодая травка, устраивался большой праздник для скота – Румулес. Выводили на свежую травку простоявших всю зиму в хлеву коров, телят, овец и коней, и как они резвились! Овцы от радости прыгали на всех четырех ножках. Все носились и резвились по полям, радуясь, что пришла весна, и их выпустили из темного хлева на свободу. Люди тоже радовались вместе с животными, обливая их (и себя) водой из вёдер. 

  

Мирис. 

У одной овцы (по имени «Liela aita» - от лат. большая овца) родилось три ягненка. Минна разрешила Луците выбрать одного себе. Луце (так называл ее отец) выбрала темно-серого, толстого с короткими ножками. Его выкормили молоком из блюдечка, так как сосать маму третьему было неудобно. Луце называла его «Мирис» («Мир, мир, мир» - так подзывают овец в Латвии), и он не отходил от Луце ни на шаг. Мирис жил чуть ли не в комнате, очень смешно по полу стучали маленькие копытца. Впоследствии Мирис давал всегда по три ягненка. Это была очень толстая овца.

 

Крысы.

Другая игра была с крысами. Луце рывком открывала дверь клети, и огромные полчища крыс бежали от закромов с зерном врассыпную по бревнам стен как по дорожкам. Закроет девочка дверь, подождет немножко – пока крысы вернутся, и опять распахнет дверь. И так весь день. И не один!

 

Куклы. 

Игрушки и игры у детей на селе в то время были самыми простыми. Но однажды тетя Лизе, сестра дедушки Августа жившая в Риге, прислала Луците две фарфоровые куклы. Девочка пошла купать их в канаву, а они размокли – внутри оказались опилки – какое разочарование! 

 

Билис. 

Сначала у Луце была собачка Зулис, но от укуса змеи она умерла – укус был около уха, и поэтому Зулис не мог вылизать яд.

В одно раннее утро Минна позвала Луците посмотреть новорожденных щенят и выбрать себе одного. Девочка выбрала себе бежевого щенка с белой звездочкой на лбу и назвала его «Билис» в честь соседского пса «Бауштениеку Билиса», который громко лаял на всех, кто проходил рядом. 

Билис Луците не отходил от нее ни на шаг. Мама говорила: «Где эта девочка?» и если показывался Билис, то: «Следом и девочка идет», так как Билис всюду шел впереди своей хозяйки. 

Луците учила Билиса прыгать через палочку, танцевала с ним, держа за передние лапки. Всячески дрессировала и играла с ним. Зимой хотела заставить Билиса возить саночки с собой, но это не получилось потому, что, как она говорила, – «Не было упряжки». 

Братьев и сестер Билиса раздали по соседям. И только братец Морис часто заходил в гости с ближайшего хутора Ринтишти. Красивейшая была картина, когда Билис и Морис носились на выгоне, разгоняя пугливых овец. Только огромный баран, у которого хвост как будто ломался посредине от тяжести (Минна говорила, что там килограмм шерсти), только он оставался стоять на месте. Луце науськивала на него собак, и тогда Билис хватал барана за шею, Морис за хвост, и ну трепать во все стороны! Баран сопротивлялся вяло – из-за густой шерсти ему, видно, нипочем была такая «игра».

Минна только говорила Луците: «Ак ту, Сунитс!» («Ах ты Собачка!» (лат.), имея в виду веселье и беззаботность девочки, ее шалости и то, что она всегда была с Билисом.

  

Пастушка.

Постарше Луция с братом Арнольдом поочередно пасли коров и овец на выгоне у леска  Эзеринча. Надо было вставать утром очень рано. В очередь девочки брату приходилось будить сестренку. Он клал ладони, зажимая ей рот и нос – только после этого Луците просыпалась. Такой крепкий был детский сон. От этого часто и кроватка была мокрой.

Девочка не любила пасти коров: они разбредались и убегали в лесок Эзеринч, а в лесу болотисто – много змей. В одно лето Луце насчитала там 17 гадюк. Она очень не любила и боялась змей. Плакала от них.

 

Слепни.

От укусов слепней коровы становились как бешенные – начинали носиться по полю и далеко убегали. Девочке не просто было их опять собрать вместе. 

На пастбище было приятно освобождать коров от мучавших их личинок слепней, выдавливая их с треском со спин тех, вдоль всего хребта. Коровы явно чувствовали облегчение и испытывали благодарность к избавителю.

  

Блохи. 

С Билисом Луце проделывала похожую процедуру, освобождая его от блох. Билис ложился на землю у ног, Луце выискивала блоху в его шерсти (ей особенно нравилось открывать участок кожи собаки, отодвигая шерсть, и обнаруживать блоху как на поляне), потом она подносила живую блоху к носу Билиса, которую тот с радостью раскусывал. 

Блох было так много на хуторе, что ноги были черные от их полчищ, при выходе из дому их надо было стряхивать рукой. Но эти были очень мелкие и прыгучие, а у Билиса наоборот – крупные и вялые. 

 

Печка.

Печка стояла посреди дома в кухне и выходила своими теплыми стенами почти в каждую комнату. 

В печке Минна пекла хлеб – очень вкусный, ароматный и горячий. Это бывало каждую субботу, а ели его всю неделю. Накануне мама замешивала ржаное тесто и ставила на ночь всходить, наваливая сверху одежду. Пока печь топилась, Минна месила руками тесто и вылепляла четыре «кукулиса» – заготовки для будущих хлебов. Чтобы они не треснули, с боков пальцами проводила бороздки по диагонали, а сверху начертывала крест. Из остатков теста выходил маленький «абрукасис». Кукули клались на кленовые листья в устье печи, из которой предварительно метелкой выметалась вся зола. Скоро весь двор наполнялся теплом и ароматом свежего хлеба. А на задней стороне готового хлеба отпечатывались узоры от прожилок кленовых листьев. 

Луците отламывала кусок хлеба там, где он, все-таки, трескался и брала с собой не пастбище. Там она ела понемножку и давала Билису. Билис не очень хотел есть хлеб, но Луце прикрикивала на него, и он ел. Он ее всегда слушался. 

Еще Минна пекла белый хлеб с маком: раскатывала тесто и заворачивала вкусную начинку – мак с сахаром. Когда хлеб пропекался, Луците разрывала его посередине и, пока никто не видел, выедала изнутри весь мак. Мама ни разу ничего не сказала ей, не ругалась и не наказывала за это – Луците была любимым ребенком. 

Билис зимой и летом любил греться у печки. Прямо засовывал голову в нее, подставляя грудку под жар, от нее исходивший. 

 

Новый год. 

На новый год 1 января часто переодевались в разные тряпки и, как ряженные ходили по соседям с песнями, выпрашивая угощения. Брат Арнольд одевал на голову большое сито и накрывался простыней. Однажды, когда зашли к Бауштерниекам – набросились на яблочки Пэпини, которые стояли под кроватью в коробках. Молодой хозяин загородил их рукой и сказал: «Ну, больше не надо». 

 

Арнольд. 

Брат Арнольд был очень умный и начитанный. Он приезжал к Милде (своей тётке) учить её девочек – Елгу и Валду читать и плести кружево – очень сурово проверял изнанку. С маленькой Луците он играл в театр на заднем дворе хутора: сам наряжался в женское платье, а Луции прицеплял на уши большие серьги – луковицы. Пытался сам ставить пьесы. Луците его очень любила и во всем слушалась, покорно исполняла все его затеи. Впоследствии Арнольд стал учителем Неретской школы.

  

Рождество. 

24 декабря Луце всегда ходила в Эзеринч ёлку искать. По шею в снегу целый день присматривалась к елочкам. Каково же было Билису – от него из снега торчал только нос да уши. Наконец, ёлка была найдена, оставалось только бежать за отцом, который срубал её и доставлял домой. Дома мама украшала комнату соломенными птичками, и все наряжали ёлочку конфетами – хлопушками с шоколадом и сосательными перекрученными палочками, купленными на ярмарке по числу детей. Гирлянды делали из соломинок, перемежённых с бумажками. Штук десять свечей устанавливали на ёлку, прикрепляя спиральками из проволоки. 

Вечером дети садились рядышком с Минной и пели рождественские хоралы и другие песни: «Ak eglite», «Klusa nakts» и т.д. 

 

Прудик. 

У маленького прудика, что был у хлева, росла липа. Летом она так цвела, что уже с дороги было слышно, как гудят пчелы. Август срубал каждый год несколько веток и давал детям собирать липовый цвет. 

На этом-то прудике Луцитэ очень любила зимой кататься на саночках. Ложилась на них и отталкивалась ногами ото льда. Одна приходившая в гости соседка говорила: «Не могу смотреть, как эта девочка катается по льду с голой попкой». И подарила Луцитэ первые в ее жизни трусы. Они были большие и розовые. Вообще, на селе в то время редко кто носил нижнее белье. У Минны, к примеру, была только длинная рубашка вместо оного. 

Из этого пруда зимой брали воду для скота и стирки – там была большая прорубь с налипшим на нее слоем льда. Там же и стирали одежду летом. Летом в прудике держали пастолы (национальная крестьянская обувь латышей) по ночам, перекинутыми через шест. Утром мокрыми их и одевали на ноги, иначе было не надеть совсем – такими они становились «каменными».  

Однажды Август почистил этот пруд, прогнав по его дну лошадь с ковшом, одолженным у соседей.

  

Обувь.

Летом ходили обычно в пастолах, латышской народной обувке из прямоугольных кусочков кожи, стянутых на ногах, с помощью веревочек продетых в отверстия, проделанные с краев стамеской (Август сам делал такие). 

А в одно лето старый Грислитыс, арендатор с хутора Сила Вевери, сплел Луците лапти. Они были очень удобны, только к концу лета за ними длинный шлейф из липовых волокон. Они хорошо сохли, когда промочишь – прямо на ноге. 

 

Туфли.

Но мечта была о туфлях на высоком каблуке. Девочки на дороге рисовали палочкой ноги на каблуках. Эта мечта позже сбылась. Луции купили такие туфли – синие на высоком каблучке. Она одела их и пошла от дома до Неретской школы – 10 км! Ноги с непривычки очень устали и стерлись до крови. Больше уже об этом Луце не мечтала и туфли на высоких каблуках не носила. 

 

Велосипед. 

Еще большая мечта была о велосипеде. Но на это не было денег. Луце, все-таки, решила во что бы то ни стало научиться кататься на нем.

И когда мама собиралась в кузницу, поболтать с хозяйкой, у которой был велосипед, Луците упросилась с ней – покататься на велосипеде в воскресенье. И весь день на крошечном пятачке у домика кузницы крутилась с ним – пока не научилась. Этот велосипед брали несколько раз напрокат, но у самого поворота к дому, на олнице, Луце падала в канаву. Однажды ездила в библиотеку Нереты на велосипеде, держа в руке толстую книгу, упала, вывихнув коленку. Август возил в Литву в поликлинику, потом в Екабпилскую больницу.  

Но мечта оставалась в силе. Луце рассчитала, что если отец продаст свои наследственные серебряные часы-луковку, то можно будет купить велосипед (он стоил тогда 120 лат). И однажды в среду Август взял часы на Неретский рынок и продал их. Но велосипед так и не купил. 

 

Рыбная ловля. 

На Неретыню ездили ловить рыбу. На лошадке ехали Август, брат Арнольд и Луце. Брали тройной бредень («Трибридыс»), Луце в пастолах и юбочке шла посередине речки, прижимая бредень ко дну, отец и брат по краям. Август стучал впереди шестом, призывая рыбу, а после все втроем поднимали  бредень из воды вверх – полный рыбы, которую собирали. У каждого через плечо была перекинута торба для складывания рыбы. Потом наваливали все торбы в телегу и везли домой. Дома, вывалив на дворе, любовались уловом (лини, караси и др.), а после чистили и готовили. Луце тоже чистила рыбу. 

Однажды, когда делали мелиорацию, вся рыба из Эзеринча  поплыла по мелиорационной канаве. Август сходил к кузнецу и выковал острогу («Жаберклис»). Луце видела каких большущих щук он наловил тогда. 

 

Орехи. 

Все вместе: мама, папа, брат и Луце ездили как-то в Грицгальский лес за орехами. Очень много собрали, но на следующий день у всех болели шеи!

 

Милда. 

Милдой звали тётю Луции по матери. Она вышла замуж за Журевского и уехала из дому (с хутора «Ступели») на хутор «Пельши». У Милды родили две дочки Элги и Валда, которые приходили Луции двоюродными сестрами. К Милде Луция приезжала в школнье годы за небольшую плату (или продукты) ткать скатерти и делать мережки. Милда была «Чарауниеце» (хорошая хозяйка). Отец мужа Милды был большой рыболов, когда Луция приезжала в гости, всегда угощал рыбой.

  

Петерис. 

Петерис, брат Минны жил на хуторе «Верхние ступели» или «Узкални». Дом был на большой горе над Ритским озером (напротив отцовского хутора «Ступели» или «Нижние ступели», который после сгорел), поэтому он изобрёл специальное приспособление для добывания воды, колодец с педалью, на которую надо было нажимать ногой. Когда Август и Луците приезжали в гости к Петерису, еще жива была бабушка Леонора. В комнатке, где она лежала, напротив ее кровати была кровать Петериса, и бабушка говорила: «Девочка, пойди – там под подушкой конфеты – возьми, ешь». Петерис был большой сластёна!

 

Август и Минна. 

Отец Луции Август был не простой крестьянин. Он не очень интересовался крестьянскими работами, хотя и занимался ими, разумеется. Когда кто-нибудь говорил ему: «Пора убирать сено, а то дождь будет», он пропускал это замечание мимо ушей. Особенно же не любил поступать по чужому сказу. Август всегда придумывал себе какую-нибудь интересную особенную работу. Например, очищая поле от больших камней, если встречал уж очень большой и глубоко сидящий в земле валун, он никогда не отступал. Другой на его месте не стал бы возится с тем, что ему не даётся, а Август не так. Встречался такой валун-айсберг, Август его всячески подкапывал, а после долго жёг на нем костерчик, накаляя камень. Затем наливал холодной воды – от быстрой смены температур камень давал трещину, тогда уж Август, раздроблял его на куски и уносил по частям, складывая в большую кучу на краю поля (Акменю губа). Из этих камней он сложил свой знаменитый сарай. 

В хозяйстве ничего не пропадало, всему он находил неожиданное применение. Вместо холодильника использовал прудик. А когда мор унёс почти всех свиней, Август и тогда не растерялся, а наварил мыла из их костей. После выменивал мыло на продукты.

Август сажал дикие яблони и, отпилив всю верхушку яблони, сам их прививал от веточек, которые лежали у него впрок в погребе, воткнутыми в картошку. Сорта были свои и соседские. Сорта яблок, которые он выращивал: 3 любимых зимних сорта, «Белый налив», «Антоновка», «Черногузы», «Заячьи мордочки», Малиновые, «Пепини» (Пепин), «Рассыпчатые», «Сахарные», «Титовки», «Глиняные яблоки» (Штрихель), «Железные яблоки» (которых Луце после нигде не видела). 

Еще отец сам делал телеги с бортиками – дрожки, с колесами, покрашенными красной краской (передние меньше задних) и окованными железом, и такими же железными подножками, которые специально выковал у кузнеца. Вместо сиденья – мешок с сеном, на котором сверху лежал полосатый коврик (в технике «Лупотыню дэтис»). Для зимы делал сани со спинкой. На одной такой спинке саней у тёти Милды Луце через много лет с удивлением обнаружила шкурку своего Билиса, убитого охотниками из-за своего лая (тогда отец ни слова ей не сказал про то, что он снял с него шкурку и не показывал). Сани и дрожки у Августа хорошо покупали.

Сам выращивал табак. Сушил его, листочек к листочку, на чердаке, после резал ножом, предварительно свернув в трубочки. Сам делал трубки из ветвей смородины. А из мошонки убитого барана, выделав кожу тонко-претонко, сделал себе мешочек для табака. Деловито опускал в него трубку и набивал большим пальцем. В старости он садился перед домом около двери на чурбачок и, заложив ногу за ногу, курил свою трубку, попыхивая дымком.

Август очень хорошо умел делать мебель. У него был самодельный верстак (только точёный винт был сделан на заказ), на котором он работал. Делал для дома кровати, письменный стол для Арнольда, этажерку для цветов, книжную полку, очень большие и крепкие козлы, инструменты. Сложные по устройству и красивые ткацкие станки делал на заказ. Косы с двумя перекладинами (изгибал ветви под нагревом). 

 

В старости  Август вместе с Минной плёл корзины на продажу. Сгибал толстые ветки орешника для основы и рёбер – варил их в котле для этого. Хорошо делал упряжки, был хорошим шорником. Выискивал берёзы нужного изгиба и делал из них заготовки для хомутов. Их также варил в котле и изгибал еще сильнее, до нужной формы, после обшивал их кожей. У отца были две иголки и самодельная льняная нить, которую сам сучил и наващивал, а после сматывал на каситыс (палочку с крючком), как на шпульку. Делал уздечку, вожжи, дугу, полозья и оглобли. Вожжи сматывал из трёх нитей: на дереве закреплял дощечку с тремя гвоздями, к которым привязывал верёвки, и, поворачивая такую же дощечку с другого конца, свивал нити вместе. Просил детишек принести цветные лоскутки и прицепить в любом месте. Вожжи получались очень красивые – цветные! Впоследствии научил Луце запрягать коня. Август делал и пастолы, а Луце тоже наблюдала. Она старалась всё увидеть, что он делал. Вообще-то ему очень нравилось, что Луце его всегда сопровождала. Он, делая вид, что не замечает её, тихо улыбался в свои густые усы, краем глаза наблюдая за любимицей.

 

Еще он варил пиво. Осенью ячмень лежал в комнате и прорастал. После в каретном сарае Август закладывал его в огромный чан на подставочках, с дырочкой, заткнутой пробкой. Там он ждал, когда начнется процесс брожения – по ночам ходил проверять. Когда жидкость начинала бродить, он выцеживал в другие сосуды и добавлял хмель, который заготавливала Минна – она сама срубала ёлочки для шестов и очищала их от ветвей для того, чтобы хмель по ним поднимался и вился. Бывало, хмель стоял стеной на них. Эти огромные жерди на зиму убирали в сарай, а весной выставляли снова. Осенью Минна сушила хмель на полу в комнатах, отчего стоял душистый хмельной запах по всему дому. Так она помогала мужу в его деле. Пока все это проделывалось, Луце ходила несколько дней, как пьяная, от запаха. По высыхании, головки хмеля раскладывали по старым бочкам под пресс. Соседи часто просили сушеного хмеля. Когда пиво было готово, ей давали дегустировать.

 

Одно время Август стал много пить пива, приглашая домой дружков-соседей, среди которых был и Ринтиштис. Они распевали песни про Белую лилию в озере – невесту пьяницы, «Дуй ветерок» и другие. В такие дни он ругал жену, кричал на неё. Дети даже подговаривали маму уйти от мужа, но она не сдавалась и всё терпела. У Минны был «ангельский характер» – она всё прощала по-христиански, была очень добрая, терпеливая, кроткая и отзывчивая. Никогда не отвечала злом на зло. Тем, кто жаловался ей на свою жизнь, говорила: «Не горюй, живи вперед». Хотя иногда она все-таки горевала сама. Например, когда свиньи погибли от мора. И за Арнольда, но об этом речь впереди.

Рассказ об отце из уст самой Луции в разделе Беллетристика.